По поводу образования
Грамотную статью подбросил мне нынче Angerran. Рекомендую.

Иващенко Нина Наумовна

Учиться или жениться?

Мой учитель математики ушел из школы в начале семидесятых годов из-за неумения "рисовать" тройки. Как раз в это время я начала свою педагогическую жизнь. Это был интересный период в истории российского образования. С одной стороны появились фильмы "А если это любовь", "Доживем до понедельника", "Ключ без права передачи", в газетах стали печататься Матвеев, Соловейчик, Овчинникова, и стало казаться, что гуманизация образования не за горами. С другой стороны, был принят закон о всеобщем обязательном среднем образовании, что превратило школу в место принудительного пребывания для лодырей-переростков. В очередной раз неумолимая действительность продемонстрировала, как легко попытка воплотить в жизнь утопические идеи превращается в антиутопию.

Читать статью целикомДо принятия этого закона те ребята, которые по тем или иным причинам не могли или не хотели получать высшее образование, уже в шестом-седьмом классах могли перейти в училище, где их обучали ремеслу с возможностью вечернего образования для желающих после училища поступить в техникум. Я до сих пор не понимаю, почему возможность выбора была осуждена, как неравноправие. Многие ребята, с которыми я училась в одном классе, уходили в ремесленные училища, чтобы раньше начать помогать семье. Некоторые из них потом получили высшее образование, некоторые продолжали работать у станка, и это не помешало их жизненной успешности. Никакого комплекса социальной неполноценности при встречах с одноклассниками, закончившими школу, они не испытывают. Процент неудачников, людей, неудовлетворенных своей судьбой, спившихся, одиноких, не зависит от того, получил человек школьный аттестат в дневной школе или закончил вечернюю параллельно с училищем. Кстати, вечерние школы так и назывались "Школа рабочей молодежи".
Я хорошо помню, как четверо самых привлекательных мальчиков из нашего класса ушли из десятого класса на завод и в вечернюю школу, потому что в поселковом магазине появились очень модные, красивые и дорогие мужские ботинки. Просить такие деньги у родителей было неприлично, и ребята ушли зарабатывать на модную одежду самостоятельно. Никто из них не счел для себя унизительной необходимость работать днем и учиться вечером. Наоборот, уважение к ним окружающих и чувство собственного достоинства только возросли.
Есть и вторая сторона, которая выигрывала при таком положении дел. Это качество образования. Над учителем не висела необходимость тащить ученика, не выучившего таблицу умножения, до выпускного экзамена, выставляя ему "рисованные" тройки. Ученик, которому не нужно или неинтересно сидеть за партой, в тринадцать-четырнадцать лет мог уйти в другую, более взрослую, но не криминальную, как сейчас, а достойную, жизнь. Оставшиеся в школе могли учиться в полную силу, без оглядки на отстающих. Оценки были реальными, требования к учителям задавались уже тем, что главная задача старшей школы была подготовка к вузам.
Сами так называемые "ступени" школы были распределены разумнее и функциональнее, чем сейчас. От семи до одиннадцати лет дети учились в начальной школе. Хотелось бы подробнее остановиться на этой ступени, потому что именно на ней держалось все остальное советское образование. Благодаря именно правильно организованной и эффективной начальной школе Россия была одной из первых стран в мировой науке. Вся ядерная физика, космические успехи, военные технологии, которыми мы до сих пор гордимся, появились благодаря прочной и качественной основе - начальной школе, которая реально всех учеников к пятому классу выучивала грамотному и разборчивому письму, беглому и осмысленному чтению и умению быстро и правильно считать в уме.
Связь между всеобщим десятилетним образованием и ухудшением качества начального образования неочевидна. Казалось бы, начальная-то школа тут при чем? Но почему-то именно в это же время началась коренная перестройка и начального образования тоже. Изменения были небольшими, но роль, которую они сыграли, оказалась роковой. Например, раньше в школу принимали детей строго семи лет. Это не случайно - именно к семи годам у ребенка формируется запястье и мелкие мышцы руки. (Если у Вас есть первоклассник шести лет, обратите внимание - он пишет, "как курица лапой", то есть рука в запястье неподвижна. Это не потому, что он у Вас такой неумеха. Это возрастная норма). Писали первоклассники сначала карандашом и писать обучались поэлементно: сначала палочки, кружочки и крючочки, потом уже буквы. Так же, не торопясь, учились чтению и счету. Не думайте, что для "продвинутых" детей это было скучно. Вовсе нет. "Зона ближайшего развития" открывала им возможности совершенствовать то, что они уже умели. Если ребенок по каким-то причинам не смог глубоко и прочно освоить навыки первого класса, ему предоставлялась возможность продублировать курс и перейти во второй класс с необходимым набором знаний для успешного продолжения учебы. Почему-то было признано, что, оставляя первоклассника на второй год, школа наносит ему тяжелую психическую травму. Было приказано всех переводить из класса в класс, невзирая на то, что ребенок отстал в середине первого класса и с каждым годом отстает все больше и больше.
В результате, если раньше три-четыре человека из каждого первого класса могли повторить курс и дальше учиться наравне со своими новыми одноклассниками, то теперь, отстав в первом классе, ребенок быстро приходит к мысли о тщетности усилий и смиряется со своим статусом. Переживает он по этому поводу чаще всего до конца начальной школы, в возрасте, когда ведущая деятельность - учебная. Потом приходит пора межвозрастного внутриполового общения и находятся добрые старшие товарищи, которые объясняют, какая все это ерунда в сравнении с интересными мужскими занятиями (чаще всего провалы в начальной школе у мальчиков) такими, как куренье, азартные игры и прочее... Список можно продолжить без труда.
Как раз к одиннадцати годам, когда уже сформированы учебные навыки, когда класс уже стал коллективом, когда дети научены хорошо и быстро читать, писать и считать, совершался переход в среднюю школу. Средняя ступень охватывала три года - пятый шестой и седьмой классы. К концу седьмого класса основные знания, необходимые для поступления в средние учебные заведения, усваивались, а такие сложные и не всем доступные разделы предметов, как тригонометрия, химия, литературоведение и другие изучались в оставшиеся три года. К моменту перехода в старшие классы обычно становилось ясно, кто хочет учиться в старшей школе и дальше, кто имеет склонность к технике или ремеслу, кто хочет идти в сферу обслуживания, а кто воспитательницей в садик или ясли. Право на выбор своего образовательного пути и чувство собственного достоинства были нормой.
Помимо всего прочего, мальчики, которые уходили в училища, встречали там преподавателей-мужчин, умеющих работать руками, что очень важно для формирования подростка. Может быть наши женоподобные молодые мужчины, презирающие ручной труд и вообще какую бы то ни было практическую деятельность, это следствие чисто женского воспитания с семи (а теперь с шести) до семнадцати лет.
Когда в принудительном порядке стали удерживать в школах ребят, которым учеба не давалась, которые мечтали начать зарабатывать, которые отставали от своих сверстников в учебе из-за более низкой культуры семьи или просто из-за менее развитых аналитических способностей, появились зависть и злоба. Успешные ученики ощущали своих неуспешных одноклассников как помеху, неуспешные противопоставляли интеллекту кулаки. Невозможность честно начать зарабатывать, постоянное ощущение аутсайдерства привели к пополнению рядов криминала.
Тридцать лет школа пытается осуществить утопическую мечту: "Каждому ученику глубокие и прочные знания по всем предметам", и все глубже и глубже тонет в противоречиях между этой мечтой и реальностью. Какие только пути не испытаны, какие только теории не разработаны. Как пробудить интерес к учебе, как научить ребенка, если он не хочет учиться, как увязать в одном месте и в одно время обучение способного ребенка и ребенка с патологической неспособностью к учебе. Непонятно только одно - почему, провозглашая равенство всех детей, мы не предоставляем им равенство возможностей, а вынуждаем всех соревноваться на одной беговой дорожке, на которой очевидная фора предоставлена детям с определенными способностями. Может быть дать, наконец право самим детям и их родителям выбирать направление после неполной средней школы - учиться для учебы или для работы. Может быть, и ситуация, когда население большое, а работать некому, тоже изменится к лучшему. А может быть, и беспризорных будет поменьше, если не будет висеть одиннадцать тоскливых лет над каждым ребенком.
Любой учитель знает: до четырнадцати лет на подростка можно как-то влиять, можно научить его уважению к себе и окружающим, воспитать "привычку к труду благородную". Но если этого нет к четырнадцати годам - ни школа, ни родители ничем не помогут. Они будут только с болью и горечью убеждаться в своем бессилии. Как говорил герой оперетты: "Что выросло, то выросло". А наша школа на протяжении тридцати лет удерживала за партой всех подростков. Большинство из них к седьмому-восьмому классу были готовы освоить какое-то ремесло и начать зарабатывать, чтобы обеспечивать себя, помогать семье, почувствовать себя взрослыми. Школа была для них местом принудительного пребывания. Они чувствовали себя ущербными, потому что их способности к производительному труду не были востребованы, а неспособность к восприятию сложных научных категорий ставилась им в вину и презиралась. Они самоутверждались доступными им способами, описывать эти способы не нужно, они известны. Мы получили уже не одно недееспособное поколение и продолжаем упорствовать в бессмысленном удержании половозрелых работоспособных здоровых людей за школьной партой.

Мой четырехлетний внук однажды за ужином торжественно задал риторический вопрос: "Как ухаживать за женщинами?". После недолгого, но глубокого, раздумья сам себе ответил: "А очень просто! Треснул ее по башке дубиной и волоки на бал!" Какие причудливые ассоциации привели его к такому оригинальному выводу - трудно сказать. К счастью, сейчас, когда ему уже пять лет, он пересмотрел свои взгляды и пытается ухаживать несколько менее решительно.
Увы, педагогическое начальство на вопрос: "Как учить детей?", отвечает на уровне разумения четырехлетнего ребенка: "А очень просто! Загнал его в класс, связал сотнями правил и ограничений - и набивай сведениями, как плюшевую игрушку опилками". Реальный живой ребенок никак не присутствует в этих суждениях, так же, как нет в них никакой даже попытки связать школьные ЗУНы (знания, умения, навыки, которые должен давать каждый учитель каждому ученику на каждом уроке) с реальными потребностями за стенами школы. Вопрос "зачем" вообще остается за скобками рекомендаций, программ и распоряжений, спускаемых школе с педагогического Олимпа. Зачем все выпускники пишут литературоведческое сочинение? Зачем всем выпускникам знать строение молекулы бензола? Зачем, наконец, умение рассчитывать максимальную высоту полета физического тела и время его падения? Мы-то, взрослые прекрасно знаем, что большинство из нас ни одним из этих навыков давно не владеет и прекрасно себя чувствует.
Собственно, для учителей уже давно смысл их работы заключается в подготовке детей к проверкам разного уровня, от административной контрольной работы до комиссии на выпускном экзамене. Мы копаем от забора и до обеда для того, чтобы наше начальство, "которому виднее", не наложило на нас взыскание. Мы даже научились находить свои радости в этом рабском труде, о производительности которого очень отрицательно говорил еще Карл Маркс. Башмачкин радовался, выписывая особенно любимые им буковки, а мы радуемся, излагая особенно любимые нами, абсолютно не нужные нашим ученикам сведения. Представления учителей на уровне "пусть ненавидят мой предмет, но знают" или "пусть половина моих учеников в тюрьме, зато все они знают мой предмет", увы, получают все большее распространение.
С недавнего времени в наш монотонный школьный быт вломился новый свежий фактор по имени "Единый Государственный Экзамен". Неизвестно, какие неожиданности и сюрпризы украсят нашу жизнь с его появлением, но начало многообещающее. Вопросы в лучших традициях телешоу. Например, вопрос из раздела "История культуры": Икона Владимирской Богоматери это... Следует из нескольких вариантов продолжения выбрать верное. Варианты такие - 1. предмет культового поклонения, 2. национальная святыня,
3. произведение искусства, духовная ценность. Вам это не напоминает игру "Счастливый случай"? Вопрос: Что делают ежики с наступлением зимы? Варианты: 1. сбрасывают иголки, 2. улетают на юг, 3. впадают в спячку.
Видите, как здорово? По крайней мере, если знания не пригодятся, можно научиться выбирать из абсурдных вариантов ответов на дурацкие вопросы те, которые приводят к выигрышу. А выиграть можно не слабо. На телешоу можно добраться до миллиона, а на экзамене до высшего образования.
Если говорить серьезно, такого рода проверка знаний противоречит самому смыслу образования, как развития мыслительных способностей. Для выбора нужного ответа из нескольких предложенных умение мыслить только мешает. Человек, у которого развито воображение, на многие вопросы просто не может ответить однозначно. Правда, институтам хотелось бы иметь дело со студентами, которые могут произнести связный текст, решить какую-то качественную задачу, найти нетривиальное решение. Поэтому серьезные институты не хотят принимать студентов по результатам этого экзамена, а если их и заставят это делать, все равно или найдут способы обойти этот закон или перестанут существовать как нормальная высшая школа.Но это их, институтов, проблемы.
И получается, что с каждым годом после принятия закона о всеобщем обязательном среднем образовании, школа все меньше учит, и все больше приближается к противоположному результату. Страна за эти тридцать пять лет потеряла главную основу цивилизованного государства - грамотных, достойных и добросовестных работников. Очевидно, что в развале Советского Союза и в той унизительной роли, которую сейчас играет Россия в мировом сообществе, виноваты не столько политики, сколько неумелое, но решительное реформирование среднего образования.
Такое впечатление, что существующее школьное образование поставило цель выпускать неквалифицированных, асоциальных, ничего не умеющих молодых людей, приученных покорно выполнять бессмысленные задания вышестоящего начальства. Неважно, что выполняют они эти задания плохо и медленно, неважно, что они не конкурентоспособны и будут шить, торговать, строить, копать и стрелять хуже, чем турки, китайцы, арабы и вьетнамцы. Главное - они не будут претендовать на достойный уровень жизни, потому, что им незнакомо слово "достоинство", не будут критиковать действия правительства, потому что приучены верить голословным декларациям, не будут настаивать на соблюдении своих конституционных прав, потому что приучены к произволу.
Идея гуманизации образования затерялась среди противоречивых и бестолковых перестроек школьной системы. В этом отношении мы вернулись во времена до Матвеева, до Соловейчика, до Амонашвили. Эта идея опорочена тем, что, декларативно ее провозглашая, руководители всех уровней душили малейшее реальное проявление демократических принципов в педагогике. Сейчас первые лица нашего образования уже не скрывают, до чего надоели им все эти разглагольствования про гуманизацию образования, про педагогику сотрудничества, про воспитание гражданского самосознания и прочие интеллигентские заморочки. Наш министр так прямо и говорит, что частные школы можно прикрыть, потому что они не оправдали надежд, и, что единый зкзамен введет, чтобы лишить учителей репетиторского заработка. Обратите внимание - не поднять благосостояние, не помочь развить разные формы образования, в том числе частное, а прикрыть и лишить. Как в том старом анекдоте: "чего тут думать - трясти надо".
А может, все-таки подумаем? Может, даже спросим мнение пользователей образования, в первую очередь родителей школьников, потом предприятия и ВУЗы, чего все-таки хотят от образования те, кто платит налоги? Может быть, они закажут музыку?
И, чем черт не шутит, может быть, школа сможет отпускать детей учиться ремеслу до того, как они приобретут стойкое отвращение к учебе и такую же стойкую привычку к безделью?
Может быть, вместо права на женитьбу с четырнадцати лет подебатировать в Думе право на выбор характера и направления образования? Не жениться им нужно в четырнадцать лет, а учиться приносить пользу себе и Отечеству. Не на секс нужно осуществлять их право, а на труд. Конечно, придется организовать учебные заведения какого-то другого типа, чем были в далекие послевоенные времена, но, может быть, наша промышленность получит, наконец, квалифицированных рабочих, сфера обслуживания - хороших портных и парикмахеров, а старшая ступень школы сможет хорошо учить и готовить в вузы тех, кто хочет и может учиться. Тогда и вопрос "как, чему и зачем учить?" перестанет быть риторическим. Тогда и экзамен в любой форме будет не профанацией, а реальной проверкой результата обучения. Дай-то Бог дожить до смысла нашей школьной жизни (с) Отсюда